Толкиен и британская мифология

Мифологический ландшафт Европы – фиксируется четырьмя мифогеографическими локусами, в которых, собственно, и зарождалась европейская культура.

• Первый мифогеографический локус — классическая мифология Средиземноморья (Греция и Рим);
• Второй — германоскандинавская мифология севера Европы (бассейны Балтики и Северного моря, Норвегия и Исландия),
• Третий — славянская мифология — территория обитания славянских племен, от острова Рюген до Днепра и озера Ильмень;
• Наконец четвертый локус — это мифология Британских островов, своего рода «плавильный тигель», в котором смешались воедино мифологические традиции кельтов и германцев, эпические мотивы бриттов, саксов, галлов и франков-норманнов, фольклорные сюжеты англичан, шотландцев, валлийцев и ирландцев.

На мифологической карте Европы Британия издревле занимала особое положение.

И главная причина этого – ее географический статус: остров.

Мифологическая Британия притянула к себе и впитала все мифопоэтические традиции ступавших на ее землю народов – и романтическую мифологию островных кельтов, и куда более «приземленную» и жестокую мифологию кельтов континентальных, и героическую мифологию германцев и скандинавов, и даже «имперскую» мифологию римлян и мистическую идеологию христианства. А впитав, породила уникальный сплав – мифологию Британских островов.

В свое время некий В. Томс, изобретатель термина «фольклор», прислал в солидный английский литературный журнал «The Atheneum» письмо, в котором делился своей мечтой – воссоздать мифологию Британских островов, совершив для Британии то, что совершил для Германии Я. Гримм своей «Deutsche Mythologie».

Как писал Томс, эту мифологию возможно воссоздать

«...лишь путем собирания бесконечного множества мелких фактов, относящихся к древним нравам, обычаям, обрядам, суевериям, балладам, пословицам и т. д., фактов, которые подобны колоскам, разбросанным по сжатому полю. Хотя многое полностью исчезло, столь же многое рассыпано в памяти тысяч и тысяч людей».

«Мечта Томса», как, несколько снисходительно, принято называть это письмо в фольклористике, оказалась трудноосуществимой — не в последнюю очередь из за того, что на Британских островах до сих пор силен «внутренний национализм», проявляющийся даже в далеких вроде бы от политики мифологических штудиях: исследователи, как правило, сосредоточивают усилия на какой либо составляющей британской мифологии — чаще всего на мифологии кельтской (обыкновенно ирландской, чуть реже — валлийской) как на наиболее колоритной и наиболее «возвышенной».

Однако в середине XX столетия увидела свет книга, автор которой в полной мере реализовал «мечту Томса» и даже более того — он не просто воссоздал мифологию Британских островов, он сотворил «новую мифологию», которая за шестьдесят лет покорила весь шар земной.

Речь конечно же о Джоне Р. Р. Толкиене.

В одном из своих писем Толкиен признавался:

«В незапамятные времена (с тех пор много воды утекло) я намеревался сочинить цикл более или менее связанных между собой легенд, от космогонических до сказочно-романтических (первые получали бы от вторых некоторую “приземленность”, а последние приобретали толику великолепия первых), и хотел посвятить эти легенды моей стране, моей Англии. Разумеется, столь великая цель возникла не сразу. Ей предшествовали сюжеты, приходившие ко мне с детства; чем больше их становилось, тем явственнее проступали связи. Несмотря на то, что меня постоянно отвлекали (сначала домашние заботы, потом учеба и работа), я продолжал их записывать, чувствуя при этом, что лишь «фиксирую» существующее в действительности, а вовсе не “изобретаю”».

Опубликованная в 1937 году повесть «Хоббит» была первым шагом на пути к «великой цели»: сюжет этой классической волшебной сказки квеста во многом «опирался» на эпическую англосаксонскую поэму «Беовульф». За «Хоббитом» последовал «свод эльфийских легенд», космогонических и космологических по своему содержанию (то есть уже вполне мифологических), первоначально отвергнутых издателями и опубликованных уже после смерти Толкиена, в 1977 году (имеется в виду «Сильмариллион»).

Наконец, в 1954 году вышел в свет первый том эпопеи «Властелин Колец» — и «рождение» британской мифологии состоялось.

В традиционном геокультурном восприятии британцы, в отличие, скажем, от тех же ирландцев, — народ отнюдь не поэтический, не склонный к «полету фантазии»: собирательный образ Джона Буля лишен какой бы то ни было поэзии. Тем не менее именно Британия подарила миру величайших сказочников – Джеффри Чосера, Эдмунда Спенсера, Уильяма Шекспира, Джона Мильтона, Джорджа Макдональда, Уильяма Морриса, Редьярда Кипп линга, Эдит Несбит, Дональда Биссета, Клайва С. Льюиса и Джона Р. Р. Толкиена; среди наших современников следует безусловно упомянуть Филипа Пуллмана, Пола Стюарта, Криса Риддела и Йона Колфера.

Толкиен — одно из ярчайших олицетворений этого «британского феномена», «плоть от плоти» и «кровь от крови» британской мифопоэтической традиции. Вопреки распространенному мнению, миф — отнюдь не рассказ о чудесах эпохи «детства человечества».

Миф — универсальная категория человеческой психики и человеческой культуры, и, как любая универсалия, он находится вне времени, а потому сопровождает человека на всем протяжении эволюции Homo Sapiens.

С течением веков и тысячелетий меняется лишь «ощущение мифа»: в одни периоды времени миф, оттесняемый рациональной действительностью, словно пребывает в латентном состоянии, в другие же актуализируется, «возникает из небытия» и возвращает себе статус «идеологии мироздания».

Европа в целом достаточно быстро — с исторической точки зрения, разумеется, — отказалась от «жизни в мифе», исцелилась, если воспользоваться образом Макса Мюллера, от «болезни языка», под которой основоположник сравнительного религиоведения понимал мифологию.

Во Франции, Германии, Италии уже в Средневековье воцарился рационализм, влияние которого только усиливалось с течением времени. Архаическая традиция сохранилась лишь на «окраинах ойкумены» — на славянском Востоке, на германоскандинавском Севере и в синтетической культуре Британских островов.

Для обитателей Британских островов — вероятно, в силу островной обособленности от континентального рационализма — привычно жить в мифе. Британский миф лишь единожды, и то ненадолго, переходил в латентное состояние — в эпоху Просвещения с его культом Рацио, породившим образ Джона Буля.

Когда же краткое господство этого культа сменилось торжеством романтизма, произошел возврат традиции, и миф актуализировался вновь и надежно «закрепился» в британском социуме.

И, несмотря на буйство постмодернизма и всевозможные культурные деконструкции, осуществленные XX столетием, этот миф продолжает бытовать и сегодня. Возможно, именно в «проявленном бытовании» британского мифа и заключается причина непреходящей популярности на английской почве художественных повествований, основанных на мифопоэтической традиции.

Это и многочисленные произведения, посвященные королю Артуру и рыцарям Круглого стола, и «фольклорные» романы о Робин Гуде, Томасе Рифмаче, Тэме О´Шэнтере, и, безусловное, культовое сочинение XX века — эпопея Дж. Р. Р. Толкиена «Властелин Колец». Рожденный в Южной Африке, Толкиен быстро превратился в англичанина до мозга костей и оставался таковым до конца своих дней. Пожалуй, можно даже сказать, что Толкиен являл собой образец типичного англичанина (или хоббита — ведь край хоббитов есть толкиеновская квинтэссенция Британии).

В подтверждение этих слов процитируем одно из писем Толкиена:

«Я не люблю распространяться о себе и обычно выдаю “сухой остаток”, то есть факты, которые имеют такое же отношение к моим произведениям, как и более пикантные подробности. Этой позиции я придерживаюсь не только потому, что такой уж у меня характер, но и потому, что мне не нравится современная критика, уделяющая повышенное внимание подробностям биографии автора или художника.

Биографические подробности лишь отвлекают внимание от произведений (разумеется, я исхожу из допущения, что сами произведения внимания заслуживают) и мало-помалу становятся предметом самостоятельного исследования.

Но познать истинную суть связи между произведениями писателя и фактами его биографии дано лишь ангелу-хранителю этого человека, если не Господу, и никак не самому писателю (хотя он знает больше любого исследователя) и, конечно же, не так называемым “психологам”.

Эти “психологи” (а также писатели, которые пишут о других писателях) чаще всего обращают внимание на факты, совершенно несущественные для понимания текстов того или иного автора, зато имеющие привкус скандальности: один пил, второй колотил жену и т. д. К счастью, со мной ничего подобного не случалось.

Но если бы даже и случилось — мне представляется, что художественное произведение возникает вовсе не из человеческих слабостей, а из неких “незамутненных” уголков души. Современные “изыскатели” сообщают, что Бетховен обманывал заказчиков и злостно третировал своего племянника. И что же?

Не верю, что эти подробности имеют какое- то отношение к его музыке. Отдельные биографические факты, несомненно, проявляются в художественных произведениях (но отсюда ни в коей мере не следует, что знание этих фактов помогает понять книгу или картину).

К примеру, я не люблю французский язык, а испанский предпочитаю итальянскому, однако, чтобы выяснить связь между моими языковыми пристрастиями и языками во “Властелине Колец”, потребуется много времени; вдобавок это ничего не даст читателю — как ему нравились (или не нравились) диковинные имена и названия в тексте, так они и дальше будут нравиться (или не нравиться), вне зависимости от того, что он узнает о моих языковых вкусах.

Что касается «сухого остатка», он таков. Я родился в 1892 году и ранние годы жизни провел в “Хоббитшире” домеханической эпохи.

Что гораздо важнее, я — христианин (как можно догадаться по моим произведениям) и принадлежу к римско-католической церкви. О последнем факте вряд ли можно догадаться по моим текстам; правда, один критик в письме уверял меня, что описание Галадриэли (как авторское, так и “глазами” Гимли и Сэма) и эльфийская песня обращение к Элберет напоминают о существующем в католичестве культе Девы Марии. Другой критик обнаружил, что под лембасом скрываются облатки: поскольку они укрепляют волю и, затвердевая, становятся более “действенными”, то здесь (по его мнению) мы имеем явный намек на евхаристию.

Вообще-то я — хоббит (разве что рост великоват).

Я люблю деревья, сады и немеханизированные сельские просторы. Я курю трубку и с удовольствием поглощаю простую деревенскую еду, а французскую кухню не выношу. Обожаю вышитые жилеты и даже осмеливаюсь носить их в наши скучные серые дни.

У меня простецкое чувство юмора (утомительное даже для моих почитателей); спать я ложусь поздно и встаю тоже поздно — естественно, когда удается. Путешествую я не особенно много.

Люблю Уэльс (то, что от него осталось после строительства всех этих шахт и омерзительных приморских курортов) и валлийский язык, однако не был в Уэльсе уже много лет.

Часто бываю в Ирландии (в Эйре — южной Ирландии), люблю этот остров и большинство его жителей, но вот ирландский язык вызывает у меня отвращение».

Не будет преувеличением сказать, что Толкиен был певцом и летописцем matter of Britain ; его произведения – осанна Британии, в которой, повторяя слова английского историка Т. Б. Маколея, «сама земля напоена мифологией, и, сколько бы ни старались, исчерпать последнюю невозможно».